Представляем вашему вниманию два головных убора шамана. Оба они выглядят весьма впечатляюще, потому как буквально пропитаны мощью Духов. Модели были вытянуты из мира Варкрафт (World of Warcraft), доведены и развернуты начинающим, но многообещающим умельцем под ником Shilkami . Выражаем ему благодарность за предоставленные модели.

Первая развертка головного убора шамана из бумаги подобна голове волка. Расположилась она на 16 страницах в pepakura, размеры постарались адаптировать под стандартные с запасом, но есть некоторые факторы, которые рождают сомнения, поэтому советую ещё самим всё измерить перед распечаткой. Сложность сборки - ниже среднего, присутствуют средненькие текстуры.

Сделать головной убор шамана своими руками -

Вторая развертка шаманского головного убора из бумаги походит не то на медведя, не то на волка. Занимает 14 страниц, клеится несколько сложнее нежели первый вариант. Большое количество рельефных деталей (шерсть, клыки, различный антураж), поэтому придется приложить усилия. Размеры установлены с запасом, но "косы" могут помешать беспрепятственному прохождению головы, поэтому сначала лучше сделсть головной убор без тыльной части (тёмной области).

Звук нарастал. Колебания низких частот от громадных барабанов оживляли воздух, делая его соучастником действа. Ритм приводил в равновесие ум и погружал всё глубже в транс. Естество присутствующего растворялось. Я пропадал, пытаясь найти себя в шквале звуков. И это было увлекательно! Завораживание в действительности существует. Шаман знал своё дело.
Привычка исчезать незаметно от окружающих помогла вернуться. Теперь я был рядом с пляшущими тенями, которые при усилении звуков трепетали всё явственнее, то плавно рассеиваясь при затухании какофонического хохота, то проявляя себя невообразимыми картинами сознания… Стоящий неподалёку старинный дуб начал шевелить ветвями, слушая шёпот собственных листьев, крона возбуждённо взъерошилась. Вороны застыли на ветвях, боясь пошевелиться и цепляясь крепче за ветки, где они намеревались прожить ночь. Луна моргнула и скрылась из виду, тяжкие тучи скрыли её бесследно. Звук стал ощущаем, как некая сущность, вдыхая сознание в окружающее пространство и заставляя его танцевать, объединяя тени и живых в единое целое, ещё более необъяснимое, чем тишина…
Шаман застыл в форме последнего уходившего звука.
Безмолвие обрушилось так же внезапно, как и было изгнано. Не стало видно ничего, кроме двух зелёных глаз, блестящих неземным красноватым светом догорающего костра. Старик-шаман пошевелился, будто извиняясь за окончание своего общения с неведомым для меня, впервые выступив проводником в мир, так близко расположенный с моим представлением о нём. Я был воодушевлён прочувствованным. Но время возвращаться. Поклонившись старику, я начал собирать свои вещи. Пристально глядя на мои привычные действия с рюкзаком, он отошёл в сторону, и, покопавшись в углу пристройки рядом с хижиной, изъял оттуда какой-то предмет. Это была маска, так походившая на лицо шамана в последние мгновения недавнего происходившего на моих глазах.
Почему-то было ощущение, прочитанное на его лице, что мы видимся в последний раз. Взгляд шамана по-отечески подобрел. Поправив левой рукой причёску из травы и конских волос на маске, он протянул её мне с нескрываемым уважением. И я не посмел отказаться от столь неожиданного подарка. Ещё раз поклонившись старику, я попрощался и пошёл в сторону дороги. Путь предположительно должен был занять 6-7 часов. Путешествие по неведомой Африке подходило к концу, но так ли это? Маска теперь занимала большую часть внимания, не отвлекавшегося на дорогу и хищников, шныряющих повсюду в поисках дичи. Не желая стать бараном в лапах зубастого брата, я ускорил шаг. До рассвета оставалось совсем немного времени. Тем не менее я не остался ждать у костра. Старик вызвал во мне противоречивые чувства, но всё же я решил уйти. Маска лежала на плече, как неотступный шаман, не давая успокоиться, и, как мне показалось, обладая какой-то притягательной силой. Отмахнувшись от наваждения, я продолжал идти. Светало медленнее, чем я ожидал. День должен быть пасмурным.
Что чувствует шаман? Эта мысль вызвала желание надеть маску, что я и сделал незаметно для самого себя каким-то неконтролируемым жестом… возникло ощущение появившегося рядом старика, его пристальный взгляд и сверкающие зубы… нет, это была гиена, сразу поспешившая удалиться от моего грозного вида в ближайших зарослях… Интересно, что подумают обо мне в цивилизации? Но пока до неё оставалось ещё часов 5 с половиной, я захотел есть. Наверное, так чувствует себя хищник спустя пару дней после плотной трапезы. Я просто вспомнил, что давно не ел.
Заглянув в рюкзак, где были остатки купленных вчера у местных жителей лепешек и сухофруктов, я не стал уподобляться охотникам и оставил кровь животных в покое. По крайней мере, на этот вечер. Затем водрузил маску на сломанное последним ураганом дерево и с почестями, достойными королей, принялся за опустошение заплечной сумы. Пищи хватило насытиться. Фляга с водой тоже была рядом, тем самым избавив необходимости поиска живительной влаги.
Далее по склону холма к горной гряде через небольшое ущелье, к поросшему кривыми деревьями и заваленному камнями проходу под горой, за которым начиналась более-менее равнинная местность.
Ещё несколько часов, и я у трассы. Маска по-прежнему со мной, я уже не вспоминаю о ней как о молчаливом предмете из похода. Это тихий спутник со своим одушевлённым сознанием. Моё собственное сознание так его восприняло и только после этого успокоилось. Быть на равных с неизведанным показалось ему тем исключительным моментом, оправдывающим собственную недостаточность понимания, что спорить с этим стало напрасно. Я смирился и шёл дальше.
Пасмурное небо светлело, по-прежнему не давая шансов солнцу напомнить о себе. Если б я только что родился, то, взглянув наверх, даже не предположил бы возможность такого источника, как земное светило. Угрюмо-серое вещество над головой плотными слоями охватило весь видимый на много километров мир, что навевало тоску.
И тут ритм пляски шамана зазвучал в ушах, будто я его воспроизвёл сам, и маска оказалась у меня в руках. Я тут же её надел. Округа зашевелилась, вибрируя в такт звучащей музыке и готовясь исполнить любое моё повеление. Тучи… Только тучи мне мешали думать, и я воспроизвёл ветер… Не заставив себя ждать, с горизонта поднялся небольшой вихрь и начал разворачивать небо надо мной. Серость таяла и открывала синеву, разгоняя угрюмое настроение. Несколько минут, и весь горизонт очищен. Ритм покрыл всё вокруг необъяснимым восторгом, пространство ощущалось как осязаемое, пляшущее и готовое исполнять повеления. Я задумался о пределах возможностей такого состояния. Дрожь в окружающем мире усилилась, я начал наблюдать, как земля стала уходить из-под ног, поднимаясь мелкими песчинками до уровня колен и превращаясь в густой тёмный туман. Нечто невообразимое происходило со всей округой. Горизонт слился с небом, становясь чёрно-фиолетовым, как космический простор, вокруг меня образовалась полупрозрачная оболочка, затем на мгновение наступила темнота, и я увидел себя вне пределов известной мне солнечной системы. «Горе тому, кто помыслит нечистое!» - прозвучали слова в моей голове, словно кто-то их мне нашептал, чётко выговаривая каждый звук. Тут я решил, что на сегодня хватит экспериментов, закрыл глаза и представил себя дома, на уютном диване у холодного в данный момент камина. Одно мгновение, и, приоткрыв глаза, я нашёл себя стоящим между диваном и камином.
Всё. Стало как-то не по себе. Думы, знаете ли, одолели…
Даже не то, чтобы не по себе, а жуть как страшно… Сразу же отложил подальше маску.
Дотянувшись на негнущихся ногах до бара, я схватил первую попавшуюся жидкость и одним залпом обеспечил себе нетрезвость на несколько ближайших часов, затем прилёг на старый диван.

У тунгусов северной Маньчжурии большое значение имеют медные зеркала. У разных племён такое зеркало имеет разное значение. Считается, что этот аксессуар китайско-маньчжурского происхождения. Зеркало называется "панапту", что означает "душа, дух", или точнее "душа-тень".

Зеркало помогает шаману сосредоточиться, объединить духов или отразить человеческие потребности. То есть с помощью зеркала шаман видит мир гораздо шире. В отражении зеркала шаман видит душу умершего человека. А некоторые монгольские шаманы видят в нём белого коня шаманов, который символизирует полёт, экстаз, трансовое состояние во время камлания.

Колпак

У самоедов важнейшей частью шаманского костюма является колпак. Шаманы считают, что огромная часть их силы скрыта именно в колпаках. Известны случаи, когда шаманы не надевали колпак, проводя сеанс по просьбе любопытных. Они объясняли это тем, что без колпака шаман лишён настоящей силы, поэтому ритуал был только пародией для развлечения присутствующих.

В Западной Сибири колпак заменяют широкой лентой вокруг головы. На ленту подвешивают ящериц и других животных, прикрепляют много ленточек. Восточнее реки Кеть колпак делают в виде короны с оленьими рогами или в виде медвежьей головы, к которой прикрепляют кусочки шкуры с головы настоящего медведя.

Наиболее распространён колпак с рогами северного оленя. У восточных тунгусов рога обычного оленя заменяют железные рога. У алтайцев и самоедов колпак шамана украшается перьями птиц. Обычно у алтайцев используют перья золотого орла или коричневой совы, у тувинцев и тофаларов - перья совы. Телеутские шаманы изготавливают колпак из шкуры коричневой совы, у которой оставляют крылья и голову в качестве украшения.

Маска

Одним из средств выражения внутреннего потенциала служит маска. На ней может быть изображено животное или предок-шаман. Носитель маски воплощает своих предков. Чтобы укрепить этот контакт, шаман и надевает маску. У некоторых народов маска использовалась как способ концентрации. Изготавливались маски из разных материалов и надевались только в особых случаях.

Шаманские маски в Северной Азии и Сибири встречаются редко. У многих народов маска практически не имеет никакого значения для шаманского ритуала. У чукчей её используют только, чтобы напугать детей. У юкагиров - во время погребения, чтобы души умерших не узнали, кто скрывается под маской.

Шаманы чёрных татар иногда используют маски из берёзовой коры с бровями и усами из хвоста белки. Такой же обычай существует у томских татар. У алтайских гольдов шаман мажет лицо сажей, чтобы его не опознали духи, когда провожает душу умершего в загробный мир. В других регионах также поступают при принесении в жертву медведя.

Традиция намазывать лицо сажей уходит своими корнями в древность. Значение этих действий заключается не только в том, что необходимо маскироваться перед духами или защититься от них. Иногда это самая простая техника, позволяющая воссоединиться магическим образом с миром духов.

В большинстве регионов мира маски изображают предков. Надевая маску, шаман воплощается в своего предка, получая его силу. Маска играет практически ту же роль, что и костюм шамана, при этом оба эти предмета могут заменить друг друга. Шаманский наряд так же, как маска, полностью преображает шамана, превращая его в сверхчеловеческое существо.

Как и у других народов, относительно недавно попавших под влияние цивилизации, культура народа удэге, коренного населения Приморья и Приамурья, сохранила очень простую идею, которая - из-за своей глубины - почти не укладывается в сознании современных людей. Человек - это часть Природы. Причем не главная часть, а подчиненная. 70 лет назад Антонен Арто, описывая ритуал индейцев тараумара, заметил, что эту древнюю идею современная цивилизация успешно преодолела, начиная с эпохи Возрождения. Возвеличивание человека привело к его принижению. А планету - к порогу экологического кризиса.

Когда-то человек существовал, думал, совершал поступки, не сам по себе, а претворяя в жизнь волю природы, ее принципы. Главный из этих принципов связан с солнцем, источником жизни, безвозмездно и щедро дающим энергию природе. Солнце подарило людям две противоречивые на первый взгляд идеи: идею бесконечной щедрости и идею экономии, которые люди органично воспринимали. Солнце учит не брать, а давать, а если и брать, то ровно столько, сколько необходимо для жизни. Это закон выживания, который, как свидетельствуют этнографы, неукоснительно соблюдался всеми аборигенными народами, в том числе и удэгейцами Уссурийской тайги. Поскольку на порядок жизни постоянно покушались враждебные человеку силы, а для борьбы с ними одной этики было недостаточно, порядок пытались восстанавливать и сохранять, соблюдая ритуалы. В сущности своей они повторяли работу стихий, включая человека в мир бесконечных взаимосвязей времени и пространства. Шаман был главным экспертом в этих вопросах.
Камлание удэгейских шаманов по сути своей представляет действо, в котором человек утрачивает свою обычную земную личность, отдает свое сознание и тело воле духов, которые олицетворяют силы природы. Наряду с костюмом, поясом и бубном, на которых были нанесены магические знаки, маска являлась особой частью шаманского наряда. Писательница Юлия Шестакова в повести «Новый перевал» описывает ритуальный костюм удэгейского шамана, приехавшего в 1946 году в село Гвасюги с реки Самарга: «На голове шамана была косматая шапка, с которой спускались ленты из стружек. Лицо закрывала специальная “страшная маска”. Шаман камлал над умиравшим стариком и, по словам присутствующих удэгейцев, летал в загробный мир».
Шаманизм связан с идеей перерождения, которую разделяли удэгейцы, верившие в то, что душа человека или животного не исчезает после смерти, что существует мир злых и добрых духов. Маска шамана связана с представлениями о смерти, с архаичным культом черепов. Надевая маску, шаман как бы вживался в слепок прародителей, становился продолжением невидимого потока духов своих предков. Маска отражает связь с поклонением предкам, культом, который до сих пор занимает существенное место в мировоззрении народов Азии.
Удэгейские шаманские маски, или маски «воскресших предков», назывались «хамбаба». Происхождение слова прояснить сложно. Как утверждает удэгейка В.Т. Кялундзига, маска шамана по-удэгейски называется «сама дэгдини» (букв. «шаманское лицо»). Слово «хамбаба» можно перевести как «о, страшно», как образное выражение для обозначения страшного лица, связанного со смертью. Возможно, слово «хамбаба» образовано слиянием двух корней: «Ха» - название одного из древнейших аборигенных родов, и «Амба» - обозначение злого духа.
Совпадение это или нет, но слово «хамабаба», означающее злого мифического героя, встречается в культурах других азиатских народов. Подобный образ есть в эпосе о Гильгамеше. Герой собирается победить Хумбабу, ужасное чудовище, которое боги поставили охранять их святилище на кедровой горе. Хумбаба издавал рёв, подобно буре, и все, кто приближался к кедровой роще, не могли ему противостоять. Другой пример о царе Навуходоносоре, завоевавшем всю Месопотамию и Египет, который решил, что он самый великий человек. Царь, преисполненный мании величия, пренебрег пророчеством Даниила, превратился в зверя и очутился среди животного царства. Утратив всё человеческое, он стал чудовищем Хумбабой.
Превращение в другого - вот значение маски, которую шаманы удэге использовали вплоть до недавнего времени. По свидетельству очевидцев, сеансы шамана всегда проводились в повышенном нервном возбуждении, с потерей контроля над собой. Как отмечают врачи, в состоянии транса у шаманов проявляются паранормальные феномены, такие как ясновидение, телепатия, таинственные исчезновения и появления, духовное лечение и т.д. Перед трансом шаман употреблял опьяняющие напитки или поджигал ветки багульника, дым которого содержит наркотические вещества. Делалось это не ради удовольствия, а для того, чтобы очистить сознание.
Шаманская маска кардинально отличается от маски в современной западной культуре. Например, в американском фильме «Маска» она усиливала то, что уже было в личности героя Джима Керри до фантастических масштабов. Человек как бы разрастался до божества изнутри самого себя. Шаман, напротив, терял свое Я, становясь проводником могущественных сил, которые приходили извне. Эти силы имели дело не с человеческими желаниями, а с жизнью и смертью в природе. Маска шамана - это знак религиозности. Маска в современной культуре - спутник забав.
В начале ХХ века у удэгейцев Приморья и Приамурья маски были широко распространены. Судя по экземплярам, собранным русскими исследователями и хранящимся в коллекциях музеев Санкт-Петербурга, Хабаровска, Владивостока и Николаевска-на-Амуре, можно разделить их на анропоморфные и зооморфные (похожие либо на человека, либо на зверя).

Маски и головные уборы с образами птиц, пауков, ящериц, лягушек и змей служили удэгейскому шаману символическим оружием защиты от злых духов. Чаще всего маски надевали участники обрядов, совершавшихся для исцеления человека и животных. Так как причина заболевания обычно толкуется как вселение в человека какого-либо духа, то и задачей шамана является изгнание этого духа или духов из заболевшего человека. В этой борьбе шаман действует не сам по себе, не в одиночку: ему помогают духи-помощники во главе с духом-покровителем. В понятии удэгейцев, в маске-образе воплощен «помощник», олицетворяющий предка.
Во время камлания шаман преображается в своего покровителя-предка, а иногда изображает и всех своих духов-помощников, якобы являющихся к нему.
Сложно говорить об эффективности такого врачевания, но удэгейцы верили в магическую силу маски и относились к ней, как к священному предмету, к которому нельзя прикасаться никому, кроме шамана. Представление о магии маски породило обычай носить на одежде металлические маскетки-подвески, служившие оберегами. В то же время маски, сделанные специально для детей, использовали в качестве игрушек.
Примечательна маска из Хабаровского краеведческого музея, которая антропологически точно передаёт черты удэгейца-монголоида. Она представляет говорящего или поющего старика. Возможно, что этот пластический прием подчеркивает связь человека с миром духов. По крайней мере, удэгейцам не чуждо распространенное представление о том, что поэзия - это речь богов, а обретение дара поэтической импровизации - первый признак сошествия духов на человека.
Обычно сеанс шамана проходил без свидетелей - один на один с больным, но иногда камлание приобретало характер большой, развёрнутой церемонии, в которой принимали участие все присутствующие. Плясали под ритм бубна вокруг огня, подражая медведю. Не случайно мехом этого зверя оторочены некоторые шаманские маски. Медвежий праздник - один из основных культовых праздников, бытовавших у народов Нижнего Амура и Сахалина. Медведь считался магическим животным и ассоциировался с плодородием, здоровьем, благополучием. В день праздника медведя приносили жертву. Раньше Медвежий праздник был связан с охотничьим культом, но постепенно изменил своё значение и сегодня принял характер театрализованного представления в его простейших формах: драматической инсценировки и пляски.
Большой интерес представляет маска, найденная Владимиром Арсеньевым в 1911 г. и хранящаяся в государственном музее этнографии народов СССР (Санкт-Петербург). Она вырезана из дерева и прикреплена к головному убору, к которому пришиты кожаные фигурки лягушек и змей. К верхушке прикреплена кожаная птичка с железными рожками на голове. На лбу - контурные изображения двух лягушек. Раскраска пёстрая. Глаза обведены черной краской. Маска наглядно отображает образ шаманки. На ней нет усов и бороды, а в левую ноздрю продета женская серьга.
Известны маски, сделанные из кожи, но обычно мастера вырезали их из липы или тополя по заказу шамана. Некоторые маски тщательно моделировались и носили реалистический характер, другие подходили к натуре более обобщенно. Формы деревянных масок удэгейцев были различной: встречались овальные и яйцевидные. Так маска из собрания Хабаровского краеведческого музея начала ХХ века имеет яйцевидную, заострённую книзу форму. Прямой с орлиным профилем нос. Надбровные дуги расположены горизонтально, глазницы большие, почти круглой формы. Большой рот напоминает восьмерку. Брови, рот и борода отмечены черной краской. Лоб и щёки покрыты чёрными и красными линиями. По мнению Владимира Арсеньева, маска «хамбаба» была покрыта татуировкой для того, чтобы страшным видом запугать черта и изгнать его из жилища больного. Однако этнограф Сергей Иванов предполагает, что раскраска имела не просто декоративное значение, а подражала татуировке, когда-то практиковавшейся удэгейцами и их предками. Вероятно, традиция татуажа связана с обрядом инициации, который, как и у других народов, был достаточно болезненным, имел воспитательный характер и означал переход человека из одного социального статуса в другой.
Традиция изготовления масок бытовала у многих народов Приморья и Приамурья. Помимо удэгейцев, шаманские маски использовали эвенки, нанайцы, орочи и чжурчжэни. Сегодня «хамабаба» в тайге не встречается. Культура народа удэге, едва насчитывающего 1 тыс. человек, оказалась в сложной ситуации. Под натиском более мощных российских и мировых культурных потоков. Тем ценнее ее открытия.