Где единственный Бог…. Семитский сохранив язык

Иерусалимский камень – порода твердого мелового камня, добываемого в районе Иерусалима (геологическое название – порода «мизит йеудит»). Им облицованы или построены практически все здания Иерусалима, что придает городу особый архитектурный вид и красоту.

Архитектура Иерусалима

С древних времен строители Иерусалима старались пользоваться именно этим камнем для строительства города. Храмовая Гора (включая Стену Плача); здания Старого Города, построенные в течение поколений; новые кварталы столицы Еврейского государства.

В начале периода Британского мандата, во время утверждения первого плана по развитию Иерусалима, в 1918 г., был введен городской закон, по которому все здания должны быть облицованы Иерусалимским камнем.

Виды Иерусалимского камня

Иерусалимский камень бывает разного оттенка – он меняется от желтого до немного красноватого цвета. Встречаются разные способы обработки камня. Но, несмотря на это, сохраняется единый вид города.

В последнее время, Иерусалимский камень продолжают вырубать только в нескольких каменоломнях к северу от Иерусалима. В основном, им пользуются при строительстве общественных зданий. При строительстве обычных домов в районе Иерусалима пользуются Хевронским камнем (к югу от Иерусалима) или Бир-Зетским камнем (к северу от Иерусалима).

Иерусалим — «нижний и верхний», материальный и духовный

Иерусалим это город золота и меди, камня и света. Место, где с давних времен происходит встреча и борьба между разными народами, культурами и религиями. Этот город живет прошлым, настоящим и будущим, которые соприкасаясь, позволяют почувствовать связь с вечным. Иерусалим объединяет весь еврейский народ, а в будущем объединит и весь мир. Единый город, объединенный одним камнем.

Золотой Иерусалим

Так об Иерусалиме пишет известная израильская поэтесса Номи Шемер:

Иерусалим мой золотой, Из меди, камня и лучей, Я буду арфой всех напевов Красы твоей . (Перевод А. Гиля).

В иерусалимском храме Гроба Господня, неподалеку от входа, находится единственное в мире место, где каждый христианин может самостоятельно, не прибегая к услугам священнослужителя освятить крестик, иконку или другой предмет религиозного или домашнего обихода. Место это – Камень Помазания, который также называют Камнем Миропомазания, Камнем Умащения или даже совсем просто - Доской Господней.

Для паломников, прибывших в Иерусалим, чтобы пройти по Виа Долороса (Скорбному Пути), Камень Миропомазания - одна из остановок, этого, возможно, самого главного для всех христианских пилигримов маршрута. И всё же лучше всего прийти к Камню особо - рано утром, когда в храме еще почти нет паломников - чтобы на всю жизнь сохранить в памяти ощущения, которые оставляет это удивительное место.

Строго говоря, сам Камень Помазания находится под спудом мраморной плиты, положенной сверху в целях сохранности. Но благодать, присущая ему, без труда проникает сквозь толщу мрамора, незримо распространяясь вокруг. Как и миро, микроскопическими каплями которого которым чудесным образом покрывается поверхность плиты.

Чтобы лучше понять, это за место, обратимся для начала к Священной истории Нового Завета. Согласно Евангелию, один из тайных учеников Христа, богатый и родовитый член Синедриона Иосиф Аримафейский попросил у Понтия Пилата позволения снять с креста тело Спасителя, подготовить его нужным образом к погребению и затем предать земле. Пилат не мог отказать одному из иудейских старшин. Иосиф вместе с другим последователем Христа, также тайным, по имени Никодим, кладут тело Спасителя на камень, умащают его драгоценным миром и алоэ, а затем оборачивают в саван - в полном соответствии с иудейской погребальной традицией. При совершении ритуала рядом находятся Пресвятая Богородица и жены галилейские, которые оплакивают Христа.

Вот как о помазании и последовавшем затем погребении тела Иисуса Христа говорит любимый ученик Господа, евангелист Иоанн: «После сего Иосиф из Аримафеи - ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, - просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса; и Пилат позволил. Он пошел и снял тело Иисуса. Пришел также и Никодим, - приходивший прежде к Иисусу ночью, - и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают иудеи. На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы иудейской, потому что гроб был близко» (Ин.19: 38–42).

Как известно, построенный несколько веков спустя по указанию матери императора Константина Великого, царицы Елены, иерусалимский храм Гроба Господня объединил в единый архитектурный ансамбль места, связанные с крестной смертью, погребением и воскресением Спасителя. Камень Миропомазания также оказался в числе этих мест.

В византийский период над Камнем Миропомазания стояла часовня Святой Марии, входившая в комплекс храма. Во времена Иерусалимского королевства крестоносцы кардинально реконструировали застройку: вместо архитектурного ансамбля, состоявшего из многих отдельных объектов, здесь появилось монументальное сооружение, объединившее под одной крышей все здешние святыни, включая и Камень.

Вплоть до начала позапрошлого века Камень Миропомазания был в собственности у католических монахов из ордена Францисканцев. Только в 1810 году католики, православные, а также древние апостольские церкви - Армянская и Коптская - пришли к соглашению о совместном владении Камнем. За святыней была построена стена, которую затем украсила искусная мозаика. Она представляет собой величественный триптих, выполненный мастером Власисом Цоцонисом. Первая его сцена изображает снятие с креста, вторая - помазание миром, а третья - погребение. Иосиф Аримафейский на мозаике предстает седобородым старцем в одеяниях красного цвета.

Все прошлые века, в которые Иерусалим был доступен для паломников-христиан, к храму Гроба Господня тек нескончаемый поток пилигримов. Каждый из них стремился прикоснуться к Камню - а то и отколоть от него хоть самую малую часть, чтобы затем благоговейно увезти её с собой. Для защиты от такого разрушительного благочестия Камень покрыли черным мрамором. Позже эту облицовку сняли - сегодня святыню покрывает плита бледно-розового цвета, также мраморная. Длина защитной плиты - 2,7 метра, ширина - 1,3 метра, толщина - 30 сантиметров. На особой перекладине над камнем висят восемь лампад, пламя в которых поддерживают служители шести церквей, представленных в Храме Гроба Господня: греческой православной, католической, армянской, коптской, эфиопской и сирийско-маронитской.

Слева от Камня Помазания, на полу, отмечен - также мрамором - круг. Согласно Преданию, именно на этом месте стояла Пресвятая Дева Мария, когда тело Её Сына приготовляли к погребению.

Как уже было сказано, у Камня за исключением разве что самых ранних часов утра, всегда много верующих. Камень источает микроскопические частицы мира - и верующие спешат прикоснуться к покрытой им плите губами, лбом, руками и даже прикладывают к ней платки и края одежды. Крестики, нательные образки, свечи - чего только не освящают здесь. Как верят христиане, живущие в разных концах земли, положенные на короткое время на Камень предметы с этого момента обладают особой, ни с чем не сравнимой благодатной силой, освящая не только сами объекты, но и того, кто ими владеет. Именно поэтому , освященные на Камне Миропомазания, для верующих, принадлежащих к преемственным христианским церквям - всегда долгожданный подарок.

Сомневаться в реальности действия здесь особой божественной силы не приходится: каждый, кто хоть однажды преклонил колена у Камня Миропомазания, подтвердит, что всё обстоит именно так. А мы в заключение нашего короткого рассказа о Камне Миропомазания приведем короткий отзыв одного из многих и многих тысяч побывавших здесь паломников, опубликованный в «Живом журнале» пользователем под ником chugoj – даже не весь отзыв, а наиболее яркий его фрагмент.

«Приблизившись к камню, я склонился, коснулся лбом поверхности и явственно, чуть ли не резко ощутил источаемый камнем запах, в котором угадывались звуки розового масла, еще чего-то пряного и хвойного. Приложив и отняв руки, ощутил, что запах идет теперь и от них – явственно, чуть ли не резко чувствовалось, что и лоб мой горящий источает его.
Ощущение было почти шоковым – по необычному соединению простоты и незатейливости чуда и настоятельного голоса бытовой рациональности, услужливо подсовывающей “разоблачения” в духе примитивных атеистических агиток сталинских или хрущевских времен… Если плиту служители Храма умащивают благовониями – то когда? Ведь на ночь храм запирают и ключи у потомственных хранителей-мусульман. Если это делают в открытом Храме – то как это возможно? Недоверчиво всю дорогу назад в машине я то и дело подносил руки к лицу и ловил удивительное ощущение, когда невидимые поля этого запаха, исходящего от рук и ото лба будто объединялись, сливались в целое, щеки начинали гореть и мыли возвращались туда, к камню, на котором когда-то лежало тело Его.

Мне казалось, что жизнь послала мне внешне простую, но почти неразрешимую задачу, перед которой я просто робел. Н очью я несколько раз просыпался, подносил ладони к лицу и ощущал их жар и этот запах - неразделимо - розы, пряной хвои, еще чего-то…
Сознание и память человека как-бы “культурного”, а посему – отличающего “Фаренгейт” от “Кензо”, а “Тед Лапидус” от “Красной Москвы” внятно, если не назойливо требовало дальнейшей идентификации запаха, его составляющих, а что-то иное – останавливало, заставляя сконцентрироваться, вслушаться в то внутреннее, что исподволь формировалось и потребностью прийти в храм, и всем прочувствованным в нем, и этим запахом, будто унесенным мной от камня на лбу и на ладонях.»

Две тысячи лет назад люди, жившие на Святой Земле, достигли огромных для своего времени успехов в создании оригинальных благовоний и ароматических веществ - об этом свидетельствуют многие исторические источники. Но, конечно же, ни одной из созданных ими субстанций, даже самой стойкой, не под силу благоухать почти два тысячелетия подряд. Возможно подобное лишь под действием благодатной силы, которая незримо распространяется вокруг Камня, на котором готовили к погребению тело Спасителя мира. Объяснить этого рационально нельзя - но, возможно, своего рода ключом к пониманию этого феномена могут стать слова любимого многими поэта: «Бог сохраняет всё…»

Если говорить строго с позиций петрологии, иерусалимский камень - это плотный кристаллический мраморизованный известняк, тысячелетиями «томившимся» под спудом в глубинах земли, да еще и «обжариваемый» со всех сторон. Как от всего этого не превратится в мрамор? Я бы превратился.

Но шутки - в сторону: в состав иерусалимского камня могут входить примеси разных горных пород, не только создающие уникальную цветовую палитру камня, но добавляя ему полезные свойства, благодаря которым камень , будучи весьма прочным, хорошо поддается обработке.

Говоря о технико-строител ьном применении, отметим, что иерусалимский этот камень обогащает интерьер и фасады зданий, улучшает дизайн помещения, прекрасно сочетаясь с деревом, керамикой, металлом, стеклом, дополняя эти материалы.

Более того, иерусалимский камень отлично сохраняет температуру, поэтому в облицованных им помещениях тепло зимой и приятно прохладно в жаркие дни. И, наконец - и это тоже проверено веками, - от времени камень не тускнеет, а дожди, ветра, палящее солнце только облагораживают его вид.

Строители и дизайнеры интерьера говорят в один голос, что дом (а еще лучше, согласимся, усадьба), отделанная иерусалимским камнем , похожа на нарядную невесту, ибо камень придает дому торжественность и величие.

«Такая отделка будет радовать глаз вечно!» - скажет вам любой мастер - и окажется совершенно прав: вечером, в зареве заходящего солнца, дом играет всеми оттенками, словно радуга, спустившись с небес, застыла по велению Творца, обратившись в камень.

Натуральный и благородный, этот камень , словно хамелеон, «меняет цвет», струясь бело-розовыми, желтовато-золоти стыми оттенками, доходя до почти коричневых тонов; есть даже серый и темно-серый камень. Все они просто «просятся» в руки мастера - и превращаются в великолепные стены и столешницы, камины и лестницы, перила и балясины, раковины и душевые, ванны и бары, журнальные столики и обеденные столы, садовые дорожки и балюстрады.

Не стоит думать, будто иерусалимский камень - простой (хоть и красивый, изящный, прочный) трудяга. Он отнюдь не чужд мелкой пластике, скульптуре и самого разного рода украшениям. Мастера высоко оценили его природные свойства и цветовую гамму, в полной мере используя их, когда под их руками камень превращается в вазы и поделочные украшения , «нэцкэ» и разного рода амулеты .

Итак, о применении этого материала в строительно-обли цовочных и отделочных работах мы поговорили, но это - хотя и основное, но отнюдь не единственное его применение. Нельзя не отметить особые, если угодно, трансцендентальн ые свойства иерусалимского камня , о которых говорят видные раввины и даже .

Так, он приносит с собой в ваш дом теплоту и изящество, ощущение связи с природой и вековечными традициями - не зря он «иерусалимский » (!), правда? Более того, этот камень в моде чуть меньше трех тысяч лет: его долговечность и прочность проверена на практике самим Иерусалимом , чьи найденные археологами древние стены и строения по-прежнему благородны и достойны украшать вечный священный город .

К сожалению, отнюдь не у всех из нас есть собственный дом, который можно облицевать иерусалимским камнем изнутри и снаружи. Но стоит ли расстраиваться из-за этого, если и интернет-магазин е «Красная нить» можно легко, по прейскуранту и в соответствии с условиями продажи, приобрести кулоны из этого уникального материала, наделенные не только красотой и долговечностью, но и всем спектром защитных свойств.

Не упустите возможность порадовать родных и близких (а хоть бы и самого себя) ценным, кошерным (что значит высококачественн ым) и очень хорошим подарком - !

Летними вечерами погода в Иерусалиме меняется. Жар, от которого птицы прячутся в тень, перегреваются моторы машин и мучительно потеют одетые в черное ортодоксальные евреи, сменяется ветром, сухим и прохладным. Солнце убегает на запад, садясь и затухая в волнах Средиземного моря.

И источают томный жар в вечернюю темноту желтые, золотистые и розовые иерусалимские камни, из которых сложено все в городе – от древнейших иевусейских стен в долине Иосафата до современных домов района Рамат-Рахель, от Стены Плача до базарной лавочки, от забора до мостовой и лестницы, убегающей по склону холма среди домов. Разными оттенками золота сияет в это время город, и каменная плоть его источает накопленное тепло. И кажется в эти моменты, что живет Иерусалим своей, особенной, отличной от нашей, жизнью, и дома его сами вырастают из под земли.

Лев ВИЛЕНСКИЙ
Фото автора

Камень, называемый в народе «иерусалимским», является ничем иным как обычным известняком. Эта распространенная скальная порода, состоящая из карбоната кальция, известна как удобный строительный материал, как камень, который вода точит легко и неравномерно, образуя в нем пещеры, как источник окаменелых раковин.

В Иерусалиме есть несколько разновидностей известняка. Наиболее твердый из них, желто-золотистый, арабы называют «Мизи аль-Яхуд» или «Мизи аль-Ахмар» – «Еврейский» или «Ослиный» камень, так как он, наиболее прочный из всех разновидностей известняка в нашем районе, обрабатывается с наибольшим трудом. Упрямство этого камня, тем не менее, сослужило ему хорошую службу – именно из него возводили в Иерусалиме наиболее прочные здания, наиболее важные постройки. Там, где «еврейского камня» не хватало, использовали его более мягкий аналог с восточных склонов иудейских гор, дешевый и легкий в обработке. Арабские строители предпочитали третью разновидность иерусалимского камня, так называемый «малик» – царский камень, мягкий и удобный для обработки и твердеющий на воздухе, либо «Мизи Хилу» («Красивый» или «Сладкий» камень), белый и блестящий на солнце известняк, добываемый в районе Бейт-Лехема.

Особо красив красноватый «еврейский камень», которого много в тех же иудейских горах рядом с Бейт-Лехемом. Кроме строительных работ, он идет на поделки и украшения. Красные прожилки в бело-розовом теле камня делают его фактуру живой, под разными углами оттенок красного цвета меняется.

Долговечность и прочность каменной иерусалимской истории уникальна. Высочайшего мастерства достигло искусство обработки камня во времена Второго Храма (V в. До н.э – I в. Н.э), когда еврейские каменотесы обрабатывали каменные глыбы чудовищного размера и веса. Из этих исполинских блоков построена охватывающая Храмовую Гору опорная стена, частью которой является Стена Плача. Часть еврейских «иродианских» блоков (с более грубо обработанной «рамкой» и аккуратно вытесанной центральной частью») можно встретить сегодня и в стенах Иерусалима (построенных турками в XVI веке), и в руинах дворцов и домов, построенных в византийский и раннеарабский период, и в развалинах построек крестоносцев. Строительный материал, вырубленный из долговечного иерусалимского известняка, переходил из эпохи в эпоху. Вышеупомянутая иерусалимская стена является великолепным примером использования блоков разных эпох – от иудейских, римских и византийских до раннеарабских и турецких.

Арабы переняли у византийцев умение работать с иерусалимским камнем. Поэтому в Иерусалиме приняты арабские названия строительного материала и способа его обработки. Так различают следующие способы обработки облицовочного материала:

Тильяни – просто грубые и необработанные камни разных форм. По-видимому, происходит от слова «Италия», искаженного арабами до малой узнаваемости. Этот тип облицовки чаще всего можно встретить в опорных стенах по сторонам улиц.
Тубзе – прямоугольный каменный блок с грубо обработанной поверхностью. Такими блоками облицовывали дома до 70-ых годов прошлого века.
Тальтиш – прямоугольный блок, поверхность которого обработана молотком и зубилом так, что остаются многочисленные следы зубила в виде запятых и клиньев.
Мусэймсам – похож на тальтиш, но зубило берется особое, с тремя-четырьмя зазубринами, узор получается более ровный и приятный.
Мусэймсам Тафджир или просто Тафджир – удары зазубренным зубилом наносятся с разных углов, поэтому узор более прихотлив.
Мутба – ровная поверхность четырехугольного блока обрабатывается ударами специального молотка с зазубринами, подобного тем, которыми отбивают мясо для шницелей. У каждого молотка 16 или 32 зуба («грубый» или «нежный» тип обработки). Блоки такого типа идут на облицовку дверных косяков и оконных проемов.

Те же арабы – а они любят упрощать работу насколько это возможно – стремятся выдавать за иерусалимский камень еще две породы известняка, которые не имеют той крепости и золотистого оттенка, хотя сами по себе являются достаточно добротным материалом. Это «хеврони» – известняк из окрестностей Хеврона и камень из Бир-Зейт, что к северу от Иерусалима.

Облицовка иерусалимских домов камнем стала обязательной благодаря первому английскому губернатору города, принявшему бразды правления в 1918 году, сэру Роналду Сторсу. Он дал добро на план генерального развития Иерусалима, созданный известным архитектором того времени Вильямом Маклином. Строс – интеллектуал, знаток истории искусств и музыки Вагнера, антисемит и проарабски настроенный английский чиновник, лишь подтвердил древнюю иерусалимскую традицию строительства из местного камня. Надо отдать ему должное – благодаря этому Иерусалим сегодня выглядит достаточно внушительно.

В 1948 году, после разделения города на две части, основная масса каменотесов-арабов и крупные каменоломни в районе Бейт-Лехема остались на иорданской территории. И тогда евреи придумали выход, позволивший им соблюдать градостроительный план. Облицовочный иерусалимский камень начали делать из бетона, который заливали в формы с фактурой, напоминающей блок, обработанный по способу «тальтиш». Такими бетонными «камнями» облицованы несколько домов на улице Гиллель, построенных в 50-е годы прошлого века, отдельные дома в старых районах города Бейт А-Керем и Рехавия. После воссоединения Иерусалима в 1967 году проблема облицовочного материала потеряла свою актуальность. Тем не менее, архитекторы продолжали экспериментировать с иерусалимским камнем, введя более простой вид облицовки – «эвен несура», пиленный камень, с ровной поверхностью. С годами выяснились все недостатки этого материала. На нем легко появлялись лишайники, его поверхность легче покрывалась копотью от выхлопных газов, да и выглядел он уныло. И до сих пор в центре Иерусалима есть несколько десятков домов, где пиленный камень облицовывает фасады. Коренные горожане их не любят – и в этом они правы.

А камень, который сегодня добывают в каменоломнях на севере и востоке города, продолжает покрывать прочной кожей стены, лестницы и дома Города. И каждым летним вечером, когда становится немного прохладно, можно прислониться к нему и согреться впитанным за день теплом.

ГОРОД МИРА

Камень – противоположность песку и пыли, символ прочности и надежности бытия. В нем – примирение с самим собою и основа созидания.

Человечество сложило немало легенд о камне: во всем мире где-нибудь кто-нибудь и когда-нибудь непременно «окаменел». Но сейчас это ровным счетом ничего не значит, потому что независимо от легендарной ауры камней, есть наш «Бейт-Эль» – Иерусалим. И камнинашего города – говорящие камни времени… Рука архитектора подарила им динамику художественного движения – музыку формы.

Город мира засыпает,

Эха улочек слышны...

И столетия пронзает

Архитектор старины.

Минареты и соборы

Древней музыкой манят –

«Каменеющей» для взоров –

Примиряющей в камнях.

Эта музыка застывшая,

Как божественный концерт

С базиликами охрипшими

От седых пророчеств лет.

Сон навязчиво-простой –

Город мира золотой.

КОРАЛЛОВЫЙ ЗВЕРИНЕЦ

Человечество всегда тяготело к идолопоклонничеству. При этом предметом культа нередко становились камни – греческий омфалос, Черный камень в Пессине, метеорит Кааба в Мекке.

Видно, есть в камнях нечто притягательное, какая-то тайна. Ею не владеешь (она – тайна), но без нее уже не можешь жить, ибо за ней – прикосновение к неведомому миру, который ты сам для себя выбрал или придумал…

Бог знает, на каком «блошином рынке» я купила фигурки зверей из белого камня, привезенные, по утверждению продававшего их индуса, с острова в Индийском океане. Они никак не вписывались в интерьер советской квартиры, поэтому всегда лежали в моей сумке с прочим ненужным хламом. Но выбросить их – не поднималась рука. Так я и привезла их в Израиль и почему-то даже нашла им видное место в своем новом жилище. Теперь мой «коралловый зверинец», мирно расположился на комоде. И вот однажды я вдруг почувствовала, что «каменные зверята», словно сами собою, стали «младшими братьями» белого камня Иерусалима – города, с которым я связала свою судьбу.

Есть в океане Индийском остров –

Белых кораллов и черных камней.

Здесь изумрудные волны у плеса

Рвутся, смеются и катят ко мне.

Здесь под водой расцветают кораллы:

Белые розы пучины морской

Можешь сорвать, но до огненно-алой

Ты не дотянешься алчной рукой.

Сколки кораллов, как нежность-небрежность,

Выплеснет прочь индианка-волна.

И ты увидишь зверят белоснежных,

Что станут греться на смуглых камнях.

Вот медвежонок с пористой спинкой,

Белый слоненок, и белый щенок,

Белый жирафик, белая свинка

И... белогривый единорог.

Что ж, «городские» открою вам дали:

Призрачно-белый Иерусалим –

Радости город и город печали –

Тот, что надеждой и верой храним.

Здесь поселю вас на Бен-Иегуда,

«Чудо-зверинец» индийских кровей,

Младшие братья белого чуда –

Иерушалаима – «камня камней».

Камень его белолоб, белоснежен,

Как танахический древний герой,

Он и возвышен, он и мятежен,

И за меньших своих братьев – горой.

Здесь ничего вам бояться не надо,

Даже беспечных еврейских ребят.

Кумушки-звери, белые чада,

Вас защитит бело-облачный град.

ПРАДЕТСТВО

Иерусалим – гармония противоположностей, соединение несоединимого, когда, казалось бы, точек соприкосновения в принципе нет. В благородстве его камня совместились сознательное и бессознательное, словно мужское и женское начала.

А за окошком – снова муадзин,

И почему-то разорвать боятся

Мираж, в котором только ты один –

Иерусалим! Не будь ничьей виною!

Не ты ль эпохи в здания слагал

И из руин неверья поднимал,

Безмолвьем камня – Западной Стеною?

И в тех моленьях я была с тобой,

И крылья голубиные растила,

Чтоб улететь в Небесный город твой,

Чей отсвет в твоем камне полюбила,

Иерусалим, мой каменный Давид,

Молчит, молчит, молчит…

Но – вопреки каменному молчанию – «Бейт-Эль» остается прадетством иудаизма, в котором продолжают жить наши предки, освободившиеся от страстей и желаний.

Они глядят на нас с портретов

Сквозь серо-бурый сердолик,

Сквозь халцедоновые лета

Семитский сохранив язык,

Премудрости священных книг

И мир, что ломок, как тростник...

Прадеды и прабабки наши –

Весь мир в сардониксовой чаше.

Так в Иудее называли сердоликовую чашу, привезенную евреями из Греции. Они верили, что в солнечных прожилках сардоникса – то, что умиротворяет душу…

В том камне – тайна Иерусалима –

Непогрешима…

Однако гармоническая неторопливость вечности не помешала человечеству однажды усомниться в мудрости камня. Может ли молчаливое красноречие соперничать с бренным языком? И вот иудеи начали делать каллиграфические надписи, словно пытаясь обрести примирение с собою.

Открыта каллиграфии страница…

Сияет огнедышащий гранат –

Пылает –

И Закон еврейский длится,

И обрезанья праведный обряд,

И строй высокий «Музыки Этерна»,

Что очищает от неверной скверны.

Мы живы –

Коль Закон еврейский длится...

Живей живых мы стали во сто крат…

Пылает каллиграфии страница

И на талите – огненный гранат.

ИСЦЕЛЕНИЕ

Иерусалимский камень – краеугольный в судьбе человечества.

Камень – вечность и сновидение,

Камень – прочность и изменение,

Камень твой, Иерусалим.

Камень – тело, прикосновение,

Камень – дух, и камень – моление,

Камень твой, он не опалим.

Камень – смерть, отдохновение.

Камень – жизнь, смятенье, сомнение,

Очищение от проказ.

Камень – музыка, ритм, движение,

Вулканическое извержение,

Камень – стоп: исцеление нас…

Э П И Л О Г

Неожиданнокакая-то пылинка попала мне в глаз. По привычке я начала «шарить» в сумке в поисках носового платка. И вдруг мои пальцы наткнулись на кораллового единорожка, видимо, отчаянно желавшего остаться моим камушком-талисманом даже в столице Иерусалимского камня. Я ощутила гладкое «каменное тельце» и инстинктивно улыбнулась, словно приветствуя своего маленького друга. Пылинка выпала.

– Что бы я делала без тебя, малыш? Ты и впрямь мой целитель!

Спят серебряные улицы.

Словно отпрыски весны,

Не волнуются, не хмурятся.

Окна глаз ясны, как сны.

Дышит мой Иерусалим,

Палевый – от света лунного, –

И бессмертен и раним,

В ритме камня вечно юного.

И единорожек тоже спит...

И секрет синагог.

Ты всегда – в облаках,